— Воистину, — шепнул Лютик Геральту, — он многому научился.
— Многому, — подтвердил Геральт, глядя на холмик, на котором золотой дракон, опустив узкую треугольную голову, лизал ярко-красным, раздвоенным языком что-то такое, что сидело в траве около него. — Но не хотел бы я быть его подданным, Лютик.
— И что теперь с нами будет, как думаешь?
Ведьмак спокойно смотрел на маленькое серо-зеленое существо, трепыхавшее крылышками летучей мыши рядом с золотыми когтями наклонившегося дракона.
— А как тебе все это, Лютик? Что ты об этом думаешь?
— Какое значение имеет, что я думаю? Я поэт, Геральт. Разве мое мнение кому-то интересно?
— Интересно.
— Ну так я тебе скажу. Я, Геральт, когда вижу гада, змею, допустим, или другую ящерку, то меня аж тошнить начинает, так я этим паскудством брезгую и боюсь. А вот этот дракон…
— Ну?
— Он… Он красивый, Геральт.
— Спасибо, Лютик.
— За что?
Геральт повернул голову, медленно потянулся к пряжке ремня, наискось пересекавшего грудь, затянул его на две дырочки. Поднял правую руку, проверяя, в нужном ли положении находится рукоять меча. Лютик смотрел на него, широко раскрыв глаза.
— Геральт! Ты собираешься…
— Да, — спокойно сказал ведьмак. — Есть предел возможному. С меня достаточно. Ты идешь с Недамиром или остаешься, Лютик?
Трубадур наклонился, осторожно и заботливо положил лютню рядом с камнем, выпрямился.
— Остаюсь. Как ты сказал? Предел возможному? Оставляю себе право так назвать балладу.
— Это может быть твоя последняя баллада, Лютик.
— Геральт?
— Что?
— Не убивай его… Можешь?
— Меч — это меч, Лютик. Уж коли его возьмешь в руки…
— Постарайся.
— Постараюсь.
Доррегарай захихикал, повернулся к Йеннифэр и рубайлам, указал на удаляющийся королевский обоз.
— Вон там, смотрите, — сказал он, — уходит король Недамир. Больше он уже не отдает королевских приказов устами Гилленстерна. Он уходит, послушавшись гласа рассудка. Хорошо, что ты здесь, Лютик. Думаю, тебе есть смысл начать сочинять балладу.
— О чем?
— А вот о том, — чародей вынул из-за пазухи палочку, — как мэтр Доррегарай, чернокнижник, погнал по домам паршивцев, пожелавших по-паршивски убить последнего золотого дракона, оставшегося на свете. Не двигайся, Богольт! Ярпен, руки прочь от топора! И не вздумай пошевелиться, Йеннифэр! Вперед, паршивцы, за королем, как за родной матерью, марш! Марш по коням, по телегам. Предупреждаю: кто сделает хотя бы одно неверное движение, от того останется вонь и стеклышко на песке. Я не шучу.
— Доррегарай! — прошипела Йеннифэр.
— Уважаемый чародей, — дружелюбно проговорил Богольт, — ну нельзя же так…
— Молчи, Богольт. Я сказал: дракона не трогать. Легенду не убивают. Кру-у-угом — и прочь отсюда.
Йеннифэр неожиданно выбросила руку вперед, и земля вокруг Доррегарая вздыбилась голубым огнем, заполыхала пылью разорванного дерна и щебня. Чародей покачнулся, охваченный пламенем. Нищука, подскочив, ударил его в лицо костяшками пальцев. Доррегарай упал, из его палочки вырвалась красная молния и погасла в камнях. Живодер, подскочив с другой стороны, пнул лежащего чародея, размахнулся, чтобы повторить. Геральт прыгнул между ними, оттолкнул Живодера, выхватил меч, ударил, метясь между наплечником и нагрудником лат. Ему помешал Богольт, парировав удар широким клинком двуручного меча. Лютик подставил ногу Нищуке, но впустую — Нищука вцепился в яркий кафтан барда и влепил ему кулаком меж глаз. Ярпен Зигрин, подскочив сзади, подрубил Лютику ноги, ударив топорищем под коленями.
Геральт собрался в пируэте, ускользнул от меча Богольта, коротко ударил подлетевшего к нему Живодера и сорвал с него железный наручник. Живодер отскочил, споткнулся, упал. Богольт гакнул, шибанул мечом, как косой. Геральт проскочил над свистящим лезвием, головкой меча саданул Богольта в нагрудник, откинул, ударил, метя в щеку. Богольт, видя, что не сумеет парировать тяжелым мечом, бросился назад, упал навзничь. Ведьмак подскочил к нему и в этот момент почувствовал, что земля уходит у него из-под немеющих ног. Увидел, как горизонт становится дыбом. Напрасно пытаясь сложить пальцы в защитный Знак, он тяжело ударился боком о землю, выпустив меч из помертвевшей руки. В ушах гудело и шумело.
— Свяжите их, пока действует заклинание, — сказала Йеннифэр откуда-то сверху и очень издалека. — Всех троих.
Доррегарай и Геральт, оглушенные и бессильные, не сопротивляясь, позволили себя спутать и привязать к телеге. Лютик рвался и ругался, поэтому еще до того, как его связали, получил по физиономии.
— Зачем их связывать, предателей, сукиных сынов, — сказал Козоед, подходя. — Укокошить сразу, и кранты.
— Сам ты сын, к тому же сучий, — сказал Ярпен Зигрин. — Не оскорбляй собак. Пшел вон, подметка гнилая.
— Ишь, какие смелые, — проворчал Козоед. — Поглядим, достанет ли вам храбрости, когда мои из Голополья подойдут, а они уже вот-вот. Посмо…
Ярпен, вывернувшись с неожиданной при его тучности ловкостью, треснул сапожника топорищем в лоб. Стоявший рядом Нищука добавил пинком. Козоед пролетел несколько сажен и зарылся носом в траву.
— Вы это попомните! — крикнул он, стоя на четвереньках. — Всех вас…
— Парни! — рявкнул Ярпен Зигрин. — Надавайте сапожнику по заду, дратва его мать! Хватай его, Нищука!
Козоед ждать не стал. Вскочил и рысью кинулся в сторону восточного каньона. За ним последовали голопольские охотники. Краснолюды с хохотом кидали им в спины камни.
— Сразу как-то воздух чище стал, — засмеялся Ярпен. — Ну, Богольт, беремся за дракона.
— Не спешите, — подняла руку Йеннифэр. — Браться-то вы можете, да только за ноги. За свои. Все, сколько вас тут есть.
— Не понял? — Богольт ссутулился, глаза его зловеще разгорелись. — Что вы сказали, госпожа ведьма?
— Выматывайтесь отсюда вслед за сапожником, — повторила Йеннифэр, — все. Я сама управлюсь с драконом. Неконвенционным оружием. А на прощание можете меня поблагодарить. Не вмешайся я, вы испробовали бы на себе ведьмачьего меча. Ну быстренько, Богольт, не заставляй меня нервничать. Предупреждаю, я знаю заклинание, с помощью которого могу превратить вас в меринов. Достаточно рукой пошевелить.
— Ну уж нет, — процедил Богольт. — Мое терпение дошло до предела возможного. Не позволю делать из себя идиота. Живодер, отцепи-ка дышло. Чую, и мне понадобится неконвенционное оружие. Сейчас, с вашего позволения, кто-то отхватит по крестцу. Я не стану тыкать пальцем, но сей момент получит по крестцу одна паршивая ведьма.
— Только попробуй, Богольт. Доставь мне удовольствие.
— Йеннифэр, — укоризненно сказал краснолюд. — Почему?
— А может, я просто не люблю делиться, Ярпен?
— Ну что ж, — усмехнулся Ярпен Зигрин. — Глубоко человеческое чувство. Настолько человеческое, что не хуже краснолюдского. Приятно видеть свойские… свойства у чародейки. Потому как и я тоже не люблю делиться, Йеннифэр.
Он согнулся и коротко замахнулся. Железный шар, появившийся неведомо откуда и когда, свистнул в воздухе и ударил Йеннифэр в лоб. Прежде чем чародейка успела прийти в себя, она уже висела в воздухе, удерживаемая за руки Живодером и Нищукой, а Ярпен опутывал ей щиколотки веревкой. Йеннифэр яростно крикнула, но один из стоявших позади парней Ярпена закинул ей ременные поводья на голову, сильно стянул, ремень, врезавшийся в раскрытый рот, заглушил крик.
— Ну и как, Йеннифэр? — спросил Богольт, подходя. — Как же ты сделаешь из меня мерина? Коль и рукой не можешь пошевелить?
Он разорвал ей воротник кафтанчика, рубашку. Йеннифэр визжала, давясь поводьями.
— Нет у меня сейчас времени, — проговорил Богольт, бесстыже ощупывая ее под ржание краснолюдов, — но погоди малость, ведьма. Прикончим дракона — поиграем. Привяжите ее как следовает к колесу, парни. Обе лапки к ободу, так, чтобы она и пальцем не пошевелила. И пусть ее теперь никто не трогает, мать вашу так, прошу прощения. Очередность установим в зависимости от того, кто как покажет себя с драконом. Эй, кто-нибудь, уберите ремень.