Он тронул коня пяткой и поехал вперед, словно в бездну углубляясь в черный, холодный и подмокший лес, в дружелюбную тень, во мрак, которому, казалось, нет конца.
Нечто большее
1
Когда по доскам моста вдруг зацокали копыта, Йурга даже не поднял головы, только тихо взвыл, отпустил колесо, с которым мучился, и со всей доступной резвостью вполз под телегу. Распластавшись, сдирая спиной шершавую корку засохшего навоза и грязи, покрывающую снизу дно повозки, он дрожал и прерывисто повизгивал от страха.
Конь медленно приблизился к телеге. Йурга видел, как он осторожно и мягко ступает по прогнившим, омшелым доскам.
— Вылезай, — сказал невидимый наездник.
Йурга щелкнул зубами и втянул голову в плечи.
Конь фыркнул, топнул.
— Спокойно, Плотва, — проговорил наездник. Йурга услышал, как он похлопывает лошадь по шее. — Вылезай оттуда, человече. Я тебе ничего плохого не сделаю.
Купец ни на грош не поверил в заверения незнакомца. Однако в голосе было что-то такое, что успокаивало и в то же время интриговало, хотя вряд ли можно было назвать этот голос приятным. Йурга, вознося шепотом молитвы нескольким богам сразу, осторожно высунул голову из-под телеги.
У наездника были белые, как молоко, волосы, стянутые на лбу кожаным ремешком, и черный шерстяной плащ, ниспадающий на круп каштановой лошади. На Йургу верховой не смотрел. Наклонившись в седле, он разглядывал колесо телеги, по самую ступицу застрявшее между растрескавшимися досками. Неожиданно поднял голову, скользнул по купцу взглядом и принялся рассматривать заросли вдоль ущелья. Лицо его ничего не выражало.
Йурга выкарабкался из-под телеги, заморгал, вытер нос, размазывая по физиономии деготь, прихваченный со ступицы. Наездник уставился на него темными прищуренными, проницательными, острыми, как рыбьи косточки, глазами. Йурга молчал.
— Вдвоем не вытащить, — сказал наконец незнакомец, указав на застрявшее колесо. — Один ехал?
— Сам-третей, — промямлил Йурга. — Со слугами. Сбежали, гады…
— Неудивительно, — сказал наездник, глядя под мост, на дно ущелья. — Ничего странного. Думаю, тебе следует поступить так же. Самое время.
Йурга не проследил за взглядом незнакомца. Не хотел смотреть на груды черепов, ребер и берцовых костей, разбросанных меж камней и выглядывающих из-под лопухов и крапивы, покрывавших русло высохшей речки. Боялся, что достаточно еще раз увидеть черные провалы глазниц, выщеренные зубы и потрескавшиеся мослы, чтобы все его самообладание развеялось и жалкие остатки храбрости улетучились, как воздух из рыбьего пузыря, заставив мчаться по тракту в гору, обратно, давясь собственным криком, как это было с возницей и слугой меньше часа назад.
— Чего ждешь? — тихо спросил наездник, поворачивая коня. — Темноты? Тогда будет поздно. Они явятся за тобой, как только стемнеет. А может, и раньше. Давай прыгай на коня за мной, сзади. Убираемся отсюда, и как можно скорее.
— А телега? — в голос завыл Йурга, не очень понятно, со страха ли, отчаяния или бешенства. — А товары? Целый год трудов. Уж лучше подохнуть! Не оставлю-ю-ю!
— Сдается мне, ты еще не знаешь, куда тебя лихо занесло, дружище, — спокойно проговорил незнакомец, указывая рукой на чудовищное кладбище под мостом. — Говоришь, не бросишь телеги? Да пойми ты, когда наступит темнота, тебя не спасет даже сокровищница короля Дезмода, не то что твой паршивый воз. Какого черта тебе взбрело в голову ехать через это урочище? Решил дорогу срезать. Не знаешь, что тут творится со времен войны?
Йурга покрутил головой: не знаю, мол.
— Не знаешь, ну-ну, — бросил незнакомец. — Но то, что лежит на дне, видел? Трудно не заметить. Это те, которые тоже срезали дорогу. А ты говоришь, не бросишь телеги. А кстати, интересно узнать, что там у тебя?
Йурга не ответил, глядя на наездника исподлобья и пытаясь решить, что лучше — «пакля» или «старые тряпки».
Наездника, казалось, не очень интересовал ответ. Он успокоил каштанку, грызущую удила и потряхивающую гривой.
— Господин, — пробормотал наконец купец. — Помогите. Спасите. До конца жизни помнить буду… Не оставляйте… Что захотите дам, чего только захотите… Спасите, господин!
Незнакомец резко повернул голову, обеими руками опершись о луку.
— Как ты сказал?
Йурга молчал, раскрыв рот.
— Дашь, чего захочу? А ну повтори.
Йурга хлюпнул носом, закрыл рот и пожалел, что у него нет бороды, в которую можно бы наплевать. В голове кипело от фантастических предположений касательно награды, которую мог потребовать странный пришелец. Однако все, включая и право ежедневных любовных игр с его молодой женой Златулиной, казалось не столь страшным, как перспектива потерять воз, и, уж конечно, не таким ужасным, как возможность оказаться на дне поймы в качестве еще одного побелевшего скелета. Купеческая привычка заставила его мгновенно произвести расчеты. Верховой, хоть и не походил на привычного оборванца, бродягу или мародера, каких после войны расплодилось на дорогах тьма-тьмущая, не мог все же ни в коем разе быть и вельможей, комесом или одним из зазнавшихся рыцарьков, слишком много мнящих о себе и находивших удовольствие в том, чтобы сдирать три шкуры с ближних. Йурга решил, что больше чем на двадцать штук золота он не потянет. Однако натура торгаша удержала его от того, чтобы назвать цену самому, и он ограничился лишь бормотанием о благодарности до конца дней своих.
— Я спросил, — спокойно напомнил незнакомец, переждав, пока купец замолкнет, — дашь ли ты мне то, что я пожелаю?
Выхода не было. Йурга сглотнул, наклонил голову и несколько раз утвердительно кивнул. Незнакомец, вопреки его ожиданиям, не рассмеялся зловеще, а совсем даже наоборот, казалось, его вовсе не обрадовала победа в переговорах. Наклонившись в седле, он плюнул вниз и угрюмо проворчал:
— Что я делаю? Зачем все это? Ну ладно, хорошо. Попробую тебя вытащить, хотя, как знать, не кончится ли все это скверно для нас обоих. А если удастся, то взамен…
Йурга съежился, готовый зареветь.
— Дашь мне то, — неожиданно быстро проговорил наездник в черном плаще, — что, вернувшись, застанешь дома, но чего застать не ожидал. Обещаешь?
Йурга застонал и быстро кивнул.
— Хорошо, — проговорил незнакомец. — А теперь отойди. А еще лучше — лезь снова под телегу. Солнце вот-вот сядет.
Он соскочил с седла, скинул плащ, и Йурга увидел, что незнакомец носит за спиной на ремне, наискось пересекающем грудь, меч. У него было туманное ощущение, что когда-то он уже слышал о людях, именно так носящих оружие. Черная кожаная, доходящая до бедер куртка с длинными манжетами, искрящимися от серебристых набивок, могла указывать на жителя Новиграда или его окрестностей, впрочем, мода на такую одежду в последнее время вообще широко распространилась, особенно среди молодежи. Однако молодым незнакомец не был наверняка.
Наездник стащил с лошади вьюки, повернулся. На груди у него покачивался на серебряной цепочке медальон. Под мышкой он держал небольшой окованный сундучок и продолговатый сверток, окутанный кожей и перехваченный ремнем.
— Ты все еще не подлез? — спросил он, подходя. Йурга увидел, что медальон изображает оскаленную клыкастую волчью морду.
— Вы… ведьмак? — вспомнил он тут же.
— Угадал, — пожал плечами незнакомец. — Ведьмак. А теперь отойди. На другую сторону телеги. Не высовывайся оттуда и сиди смирно. Мне надо недолго побыть одному.
Йурга послушался. Присел у колеса, накрывшись епанчой. Он не хотел смотреть, что делает незнакомец по другую сторону телеги, а тем более глядеть на кости, валяющиеся на дне высохшего русла. Поэтому рассматривал собственные башмаки и зеленые звездочки мха, покрывающего прогнившие доски моста.
Ведьмак.
Солнце заходило.
Он услышал шаги.
Незнакомец медленно, очень медленно вышел из-за телеги на середину моста. Он стоял к Йурге спиной, и на спине у него был уже не тот меч, который Йурга видел недавно. Теперь это было красивое оружие — головка и эфес меча и оковка ножен горели, как звезды, блестели даже в наступающих сумерках, хотя света уже почти не было — погасло даже пурпурно-золотистое мерцание, еще совсем недавно висевшее над лесом.